— И он тебе отвечает?

— Нет, но он все слышит.

Потом температура упала еще, и снова разразилась буря. Холод был таким свирепым, что даже снег не смог выпасть. Это был сухой ураган, с северо-восточным ветром, который канадцы называют «врагом человека». Этот ветер прилетел с Полюса, и обрушился на поверхность земли, вырывая с корнем деревья, «срезая» кустарники и унося целые дома и вигвамы вместе с обитателями.

В этом году зима была такой суровой, что даже медведи замерзали в своих берлогах, что вообще случается крайне редко.

Иногда Анжелика боялась, что ветер разрушит их жилище или сорвет крышу, но, к счастью дом был построен на славу, глубоко вкопан в землю и в скалу.

Она перенесла в общую комнату запас дров, он занял добрую четверть площадки. Теперь ей не надо было выходить, и все они провели долгие дни, кутаясь в меха, лежа на кровати. Она давала детям и больному теплые отвары, и особенно липовый и мятный, чтобы они лучше спали. Вставала она лишь для того, чтобы поддерживать огонь и готовить еду.

Детей, казалось, не пугал шум ветра за стенами. Ветры севера были для них чем-то вроде няньки, которая укачивала и убаюкивала их. Она же всегда была начеку: то она прислушивалась к вою бури и боялась, что она разрушит жилище, то следила, чтобы угли не выскакивали из очага на пол.

Ей надо было перебинтовать раненого, а это было трудным и неблагодарным занятием.

Он оставался без движения и без сознания.

В некоторые моменты она чувствовала, что он находится где-то очень далеко, в тех местах, где он мог восстановить свои силы. А в другое время ей казалось, что он неумолимо приближается к последней черте.

«Он угасает», — думала она в течение нескольких дней.

Мало-помалу он стал отказываться от пищи. Она стекала по его безвольным губам. Анжелика от этого расстраивалась и раздражалась. Во-первых, непозволительно было тратить драгоценную пищу таким образом, во-вторых, этот симптом указывал на то, что он теряет рефлекс выживания.

Она говорила с ним тихонько, нежно и убедительно, она знала, что подсознание может быть затронуто при помощи простых звуков, ассоциацией и слов, которые вытягивают человека из апатического забытья. Она разговаривала с ним как с ребенком, стараясь подобрать самые интересные моменты бытия, чтобы пробудить в нем снова жажду жизни.

— Надо жить, отец… это долг. Господь требует этого! Откройте рот!.. Постарайтесь проглотить! Сделайте усилие… Во имя Господней любви!.. Во имя любви Пресвятой Девы!

Своими словами она не добивалась ничего. Иногда он казался еще более бесчувственным, чем в момент, когда он появился у нее.

Однако раны на его лице и теле помаленьку затягивались.

В первый раз она заметила, что это даже были не ожоги, а колотые и резаные раны, которые вскоре покрылись коркой запекшейся крови. А когда корка отвалилась, то оказалось, что шрамы затягиваются, исчезают, и кожа становится чистой. Уже можно было различить черты лица, и Анжелика увидела, что священник был по-своему красив. «Красота Христа», мужественная и суровая, — вот как отзывались восторженные благочестивые дамы о своем исповеднике — отце д'Оржеваль.

Спустя шесть дней буря утихла, и установилась благословенная тишина. Это совпало с днем, когда Анжелика увидела прекрасный сон. Впервые она позволила себе ослабить внимание, интуитивно чувствуя, что теперь сделать это возможно. Она спала как ребенок, во сне помня, что накануне ей приснился кошмар, что она и ее дети попали в черную дыру, над которой беснуется буря.

А теперь она, опершись на руку Жоффрея, гуляет с ним то ли по лесу, то ли по парку. Дорожки там посыпаны гравием и расчерчены, и она ступает по ним ножками, обутые в расшитые розовой нитью и серебром туфельки.

Она опиралась на руку Жоффрея и чувствовала рядом с собой его тело, его тепло, его запах. Она видела, как горит в его взгляде обожание, она чувствовала нежность его губ, касающихся ее лица.

Он обнял ее за плечи и указал на светлый замок вдали. На фоне леса он казался сделанным из меда.

Анжелика вспомнила, что перед тем как выйти на улицу после пробуждения, она увидела на окне белую голубку из Ковчега.

Она спросила:

— Здесь есть голубятня?

— Да, есть.

Она была так счастлива, что ей показалось, что она попала в волшебную сказку, хотя вокруг все было реальным.

— Это наш дом? — спросила она.

Рука Жоффрея обнимала ее за плечи, и она слышала его голос:

— Я построил для вас много дворцов и домов… Но это — подарок короля!..

Тут она почувствовала, как когти грифа впились в ее запястье, а она не смогла даже закричать. Откуда взялся гриф в Париже?.. Он хотел схватить голубку?

То, что держало ее за руку, было человеческой рукой.

Человек, которого она знала, наклонился над ней, почти касаясь ее лица и повторил:

— Там лось!.. Проснитесь, мадам.

Властный голос вытаскивал ее из ее сна, из ее забытья.

— Вставайте! Вставайте! Там лось. Нужно его подстрелить. Это даст вам мясо, которого хватит до весны…

Анжелика резко приподнялась на кровати. Сердце ее билось, глаза еще не освоились с настоящим светом, а не призрачным, и она спрашивала себя, что за человек, заросший бородой, находится перед ней.

Он все повторял.

— Подстрелить его… у вас будет мясо до конца зимы.

Она начала машинально одеваться. Затем взяла мушкет, порох и пули, потом внезапно повернулась к кровати.

— Что вы там придумали? Как это вы узнали, что там дичь, лось?

— Я достаточно прожил в плену у ирокезов, чтобы почувствовать приближение дичи… Торопитесь! Чего вы ждете?.. Нельзя давать ему уйти…

— Вы бредите…

— Нет! Я знаю… Пожалуйста, быстрее.

Тогда она подумала, что жизнь играет с ней забавные шутки. Вот впервые за долгие месяцы она разговаривала с человеком.

Он был действительно здесь.

Он действительно был жив.

Он действительно был отцом д'Оржеваль. И они спорили по поводу мяса, по поводу пищи, от которой зависела их судьба, словно индейцы.

— Торопитесь! Торопитесь! Чего вы ждете?

— Я не могу выйти. Там слишком холодно, а я слишком слаба.

Она прислонила мушкет к стене, потому что устала держать его.

— Вы не верите, как я вижу, — сказал он гневно. — Однако жизнь — там, снаружи… Вы должны выйти.

Она старалась поверить. Она была готова поддаться иллюзии, миражу. Но каждый этап этого предприятия казался ей невыполнимым. Как выйти? Сможет ли она подняться на крышу? Надеть снегоходы? Двигаться в снегу? Она упадет, умрет одна…